Воспитанный «Устинкой»

— Евгений Иванович, давайте начнем с предыстории. Расскажите, как ваши родители оказались в Усть-Каменогорске…
— Мой дед был родом из Симбирска. Работал там машинистом на паровозе, был большевиком, занимался распространением листовок. Однажды его арестовали и сослали в Сибирь. Жил он с семьей на поселении в деревне Черепаново Новосибирской области — на границе с Алтаем. В 1914 году, когда началась первая мировая война, его призвали на фронт, где он и погиб. Дети же остались в деревне. Мой отец закончил четыре класса церковно-приходской школы, а в гражданскую воевал в рядах Красной Армии, позже стал председателем колхоза. В конце 1930-х, когда шли репрессии, отец решил сменить место жительства. А в Усть-Каменогорске в то время жил хороший знакомый (ещё по Симбирску) моего деда, который работал машинистом на станции Защита. Вот он и предложил перебраться в этот город. Вскоре началось строительство свинцово-цинкового комбината. Отец пошел на эту стройку, а вслед за ним снялась едва ли не вся деревня. В 1940 году мои родители получили комнату в бараке — там я родился и жил до самого отъезда из Усть-Каменогорска.

— Вы, наверное, как и многие в то время, начинали с русского хоккея…
— Да. Буквально напротив нашего барака был стадион «Металлург». После школы придешь домой, наденешь коньки — и через дорогу на каток. Тогда, если помните, было массовое катание, и мы, пацаны, пропадали там с обеда до 10 часов вечера — пока каток не закроют. В хоккей с мячом играл и мой старший брат, а двоюродный брат вообще за команду мастеров «Динамо» (Алма-Ата) выступал.

— А как вы оказались в «Торпедо»?
— Хоккей с шайбой в нашем городе появился благодаря приезжим. Была создана команда «Торпедо», которая позже стала играть во второй лиге чемпионата СССР. На «Металлурге» тоже построили «коробку» для хоккея с шайбой. Мы там бились двор на двор, школа на школу. Как-то на одну из наших игр пришел посмотреть старший тренер «Торпедо» Юрий Баулин. Видимо, я ему приглянулся, и он пригласил меня в команду. Это было в 1965 году. В команде я играл до февраля 1968-го, после чего оказался в московском «Спартаке».

— И как это произошло?
— Сезон 1967/68 мы начинали в Новосибирске. И вот когда туда приехал ЦСКА, чтобы провести матч с «Сибирью» (это высшая лига), Баулин предложил руководству армейцев приглядеться ко мне. Кстати, я сам об этом не знал. Старший тренер ЦСКА Анатолий Тарасов тогда не приехал, были его помощники Борис Кулагин и Константин Локтев. Они ответили так: мол, у нас подрастают молодые защитники Владимир Лутченко, Александр Гусев, поэтому нам никого не надо. Потом в Новосибирск наведался «Спартак», которым тогда руководил так называемый триумвират во главе с Евгением Майоровым. Он посмотрел меня в одном матче, затем приезжал в Ленинград, где мы играли с местным СКА на Кубок СССР, в Электросталь, где у нас тоже была игра. И в середине сезона, когда травмировался один из защитников «Спартака», меня вызвали в Москву. Это случилось 23 февраля 1968 года, в день 50-летия Советской Армии. До конца чемпионата я успел выйти на лед в 20 матчах — не хватило лишь двух, чтобы получить серебряную медаль. Тогда в первенстве каждая команда проводила 44 матча, и, чтобы наиграть на медаль, надо было принять участие, как минимум, в половине этих встреч.

В «Спартаке»

— С Виктором Блиновым, знаменитым защитником «Спартака», который в том же году трагически погиб, вместе поиграть успели?
— Да, он и ещё несколько спартаковцев — Борис Майоров, Вячеслав Старшинов, Евгений Зимин, вратарь Виктор Зингер — как раз в те же дни, когда я появился в «Спартаке», приехали с Олимпийских игр в Гренобле, где выиграли «золото». Так что поиграть вместе довелось. Иногда я даже жил у него. Ведь у меня первое время не было крыши над головой, а у Виктора имелась квартира.

— На следующий год ваша команда стала чемпионом СССР. Судьбу золотых медалей решил знаменитый матч между «Спартаком» и ЦСКА, закончившийся скандалом на глазах у генерального секретаря ЦК КПСС Леонида Брежнева. Что тогда все-таки произошло?
— В то время третий период хоккейного матча состоял из двух половин (по 10 минут каждая), и после первой команды менялись воротами. Так вот, в конце 10-й минуты при счете 2:1 в нашу пользу кто-то из армейцев бросил шайбу по воротам — гол. Но судьи показали, что время уже истекло, и гол не засчитали. Крайне недовольный таким решением Тарасов увел свою команду с площадки. Вернулись армейцы на лед спустя только 35 минут. Уверен (и это не только мое мнение), что если бы Тарасов не поддался эмоциям, если бы не было того вынужденного перерыва, ЦСКА нас бы обыграл. Ведь мы к тому времени «подсели», чувствовали себя неважно, а у соперника «скамейка» была гораздо длиннее — ведь ЦСКА представлял собой, по сути, сборную СССР. То есть, перерыв пошел нам на пользу: у нас было время передохнуть, и в оставшиеся 10 минут игрового времени мы не только удержали счет, но и забросили ещё одну шайбу.

— Это было, если не ошибаюсь, в мае, а двумя месяцами раньше вы дебютировали на чемпионате мира и стали обладателем золотой медали. Тогда сборной СССР руководили Анатолий Тарасов и Аркадий Чернышев, причем второй номинально считался старшим. Как они распределяли обязанности между собой?
— Тренировки в основном проводил Тарасов, но во время игр командой руководил Аркадий Иванович. Он был человек рассудительный, с холодной головой, а Тарасов — импульсивный, вспыльчивый, мог «сломать» игру. Эти особенности его характера, кстати, и проявились в том самом матче между ЦСКА и «Спартаком».

— На том первом для вас чемпионате мира сборная СССР проиграла оба матча чехословакам…
— Как раз незадолго до этого случились события в Чехословакии, закончившиеся вводом советских войск. И в отношениях между двумя нашими сборными была гнетущая атмосфера. Чехословаки жили в одной гостинице с нами, но не здоровались, а после игр отказывались от рукопожатия. В общем, было неприятно. А на матчи с нами они выходили как на последний бой. И так получилось, что мы два раза проиграли им, они, в свою очередь, дважды уступили шведам, а шведы — также дважды нам. Но за счет лучшей разницы заброшенных и пропущенных шайб мы стали чемпионами. А в следующем, 1970-м, году мы выиграли оба матча у чехословаков, уступили в первой встрече шведам, но во второй игре победили их и снова завоевали «золото». Кстати, на том чемпионате мира дебютировал Владислав Третьяк, заменивший в одном из матчей основного вратаря Виктора Коноваленко (тому коньком рассекли лоб), а годом раньше в сборной СССР вообще было семь новичков — вместе со мной появились Валерий Харламов, Александр Мальцев и некоторые другие.

— На чемпионате мира 1969-го с кем в паре вы играли?
— С Игорем Ромишевским из ЦСКА.

— Распределение какое-то между вами было — кто-то чаще подключается к атакам, кто-то играет строго сзади?
— Да нет. Там вообще было так. Начинали мы в три пары защитников, а затем Виктор Кузькин получил травму, и на решающие матчи мы выходили, по сути, в две пары — я с Ромишевским и Виталий Давыдов с Александром Рагулиным. А подключения… Например, тогда начали говорить о чехе Яне Сухи и шведе Леннарте Сведберге как чуть ли не о защитниках новой формации, называть их хоккейными полузащитниками. Но я бы сказал, что все это были журналистские домыслы. Игра есть игра, все зависит от ситуации.

«Отказав Тарасову, подписал себе приговор»

— В ту пору ЦСКА старался собрать у себя всех лучших хоккеистов Союза. Тарасов вас к себе не звал?
— Звал — как раз после чемпионата мира 1970 года. Но я отказался и тем самым, можно сказать, подписал себе приговор. Впоследствии, когда дело касалось сборной, Тарасов всегда «отстегивал» меня. Если быть точнее, на не особо важные турниры вроде «известинского» меня вызывали, а на чемпионаты мира 1971 и 1972 годов, на Олимпийские игры в Саппоро не брали. И причины Тарасов всегда находил. Например, приводил такой аргумент: «Евгений Иванович, вам визу не успели оформить». С юмором был человек.

— Но на легендарную Суперсерию-1972, когда сборная СССР впервые играла против лучших североамериканских профи, вас все-таки вызвали…
— Да, но к тому времени старшим тренером стал Всеволод Михайлович Бобров. Вначале он сформировал экспериментальную сборную — в основном из числа молодых хоккеистов, я в ней капитаном был, и мы в турне в Швецию, Финляндию съездили. Потом лучших из той сборной включили в команду, которая и поехала в Канаду. Я ещё участвовал в мировом первенстве 1973 года в Москве, где мы отобрали звание чемпиона у чехов, которые завоевали его годом раньше. А после того, как Боброва сняли, меня приглашать в сборную перестали.

— Перед матчами в Канаде мандража не было?
— У кого как, а лично я никакого страха не испытывал. Вообще когда нога касается льда, мандраж как таковой проходит. Тем более если играешь на площадке соперника — трибуны против тебя болеют, а это ещё больше «заводит». Кроме того, ранее мы уже играли с канадцами. Да, то были не профессионалы, но тому же вратарю Кену Драйдену, когда он в любителях выступал, мы не раз забивали — так почему бы не забить снова? Но ажиотаж, конечно, был невероятный.

— Канадскую часть серии вы провели полностью?
— Нет, я играл в трех матчах из четырех: в первом и четвертом, которые мы выиграли, и во втором, когда мы уступили. А в третьей игре, завершившейся вничью, на лед вышли ребята из «Крыльев Советов», в том числе защитник Юрий Шаталов. Тогда в сборную включили больше хоккеистов, чем обычно, и тренеры давали поиграть всем.

— А в московской части?
— Дома я уже не играл. Во-первых, получил небольшую травму, а во-вторых, у меня случился конфликт с руководством — не с тренерами, а с чиновниками. Когда мы ехали в Канаду, нас просили: ребята, только крупно не проигрывайте. А когда мы там первую игру «зацепили», эти чиновники носы подняли. Что ещё не понравилось, так это то, что игрокам сборной не давали билеты на домашние матчи для их родных и близких. Я сам попал на трибуны с огромным трудом, причем благодаря знакомствам, не имевшим никакого отношения к спорту. А кто был среди зрителей? В основном партийно-комсомольский актив, который приходил на хоккей как на балет, а настоящих болельщиков почти не было.

В 28 лет — уже ветеран

— Вы слишком рано повесили коньки на гвоздь…
— За пять дней до 27-летия меня прямо на улице арестовали военные, после чего я отправился служить в Липецк. Там была хоккейная команда, в которой я отыграл год, после чего вернулся в Москву. А там уже молодых хоккеистов набрали, мне говорят: ты возрастной. Тогда хоккеист в 28 лет считался уже ветераном — например, в этом возрасте ушли из спорта Эдуард Иванов, Александр Альметов. Это сейчас можно до 40 играть — никто в паспорт не заглядывает.

— Чем занимались потом?
— Работал инструктором спортбазы в подмосковных Химках, затем там же — заместителем директора по спортивной части. Спустя четыре года меня пригласили тренировать «Энергомаш» (Химки), там были три команды — детская, юношеская, взрослая, я с ними 11 лет проработал. А в начале 1990-х, когда по закону о пенсионном обеспечении спортсменов приравняли к артистам балета, я оформил пенсию, тем более что начались проблемы со здоровьем.

— Насколько я знаю, у вас есть инвалидность…
— Да, но в этом году я не стал её брать. Нужно каждый раз заново проходить комиссии, получать новые справки. Я не любитель этого, да и пока обойдешь все кабинеты, можно окончательно слечь. К тому же особых льгот инвалидность не дает.

— А за былые заслуги доплачивают?
— Нет. Когда Вячеслав Фетисов возглавил Федеральное агентство по физкультуре и спорту, олимпийским чемпионам сделали прибавку — по 15 тысяч рублей. А я только чемпион мира, хотя и трехкратный.

— Получается, вы живете на обычную пенсию…
— Да, плюс раз в пять лет выдают 500 долларов — на 20-летие Суперсерии, на 25-летие… В общем по пятилеткам (смеется). Получается в среднем восемь долларов в месяц.

— И как вы выживаете с московскими-то ценами?
— Как все. Человек ко всему привыкает.

— А что-то вас связывает с Казахстаном? Насколько я знаю, здесь турнир на ваши призы проводился…
— Два года назад Игорь Обухов и Вадим Куликов, с которым мы вместе играли в «Торпедо», организовали в Усть-Каменогорске турнир детских команд, дали ему мое имя. Благодаря этому я побывал на своей родине, куда не ездил до этого уже 28 лет. В прошлом году такой же турнир был организован в Караганде. Что будет нынче, не знаю…

— Спасибо за беседу. Здоровья вам.