Совсем скоро, 31 июля, в Куала-Лумпуре состоится сессия МОК, на которой будет названа страна-хозяйка зимних Олимпийских игр в 2022. Рассуждать о шансах Казахстана на победу сейчас уже поздно: будем ждать, какой из двух городов выберут — Алматы или Пекин. Зато есть смысл еще раз попытаться понять — оправдан ли для нас этот проект с экономической точки зрения?

Выгода — прежде всего

Заявочный комитет Алматы-2022 усилил информационную кампанию в преддверии финальной сессии МОК, где решится судьба XXIV зимних Игр. Она нацелена на международную аудиторию. Между тем, убедить собственное население в необходимости проведения самого грандиозного (и самого дорогого) спортивного состязания, по большому счету, не удалось. Нельзя сказать, что это связано только с плохой информационной работой. В наше время мало в какой стране удается добиваться общественного консенсуса по поводу проведения Олимпиад и прочих крупномасштабных мероприятий. Народ стал относиться к ним всё более прагматично, осознавая, что все затраты лягут на плечи налогоплательщиков. Красноречивее всего об этом говорит отказ сразу семи (!) городов от участия в борьбе за Олимпиаду-2022: это Давос, Санкт-Мориц, Краков, Осло, Стокгольм, Мюнхен и Львов.

Что примечательно, в последнем пресс-релизе заявочного комитета, адресованном международной аудитории, особый акцент делается именно на «умеренных и разумных расходах» концепции Игр в Алматы. По приведенным данным, бюджет оргкомитета составит $1,7 млрд, а затраты, не связанные напрямую с деятельностью оргкомитета, — $4,5 млрд. Хотя еще в прошлом году глава Национального олимпийского комитета Темирхан Досмухамбетов говорил о сумме $7-8 млрд.

В сообщении заявочного комитета особо подчеркивается, что 70% объектов, необходимых для Игр, уже существует, а ко времени проведения зимней Универсиады в 2017 эта цифра вырастет до 80%. Как утверждается, построить необходимо будет лишь два объекта — саночный центр и Олимпийскую арену.

В то же время стоит учесть, что продвижение заявки Алматы как «финансово скромной» нацелено, в первую очередь, на соответствие новым принципам МОК — так называемой «Олимпийской повестке-2020». Она предусматривает разделение расходов на спортивные объекты и городскую инфраструктуру, использование существующих объектов и в целом призвана охладить гонку олимпийских расходов, которая отпугивает от Игр многие города. К знаменитому «Быстрее! Выше! Сильнее!» можно смело добавить: «Дешевле!». Таким образом, низкие расходы на алматинскую Олимпиаду — это прежде всего внешняя упаковка, предназначенная для МОК. В реальности всё может быть по-иному.

Затраты идут в гору

Расходы на проведение зимней Олимпиады в Сочи в 2014 выросли с заявленных изначально $12 млрд до более чем $50 млрд в конечном итоге. При этом многие из объектов — как спортивных, так и инфраструктурных — после завершения Игр остались невостребованными.

Конечно, есть примеры и других Олимпиад (например, в канадском Ванкувере в 2010, обошедшейся в $1,5 млрд), однако нам ближе именно сочинский опыт. Ведь здесь важнее не столько уровень готовности и количество объектов, сколько модель организации крупных мероприятий. В Сочи она характеризовалась постоянным ростом смет, чрезвычайно высокой долей государственных инвестиций, нацеленностью на «освоение» — и вытекающими отсюда злоупотреблениями.

Казахстанская практика, увы, демонстрирует аналогичные изъяны. Доказательством тому — проект международной выставки ЭКСПО-2017. Первоначально заявлялось, что выставку посетит 4-7 млн человек, а прибыль достигнет $500-900млн. Сейчас говорят уже о 2 млн посетителей, из которых иностранцы составят не более 15%, и о прибыли в $300 млн. Что касается затрат, то изначально называлась сумма $1,5 млрд, и тогда тоже заявляли, что бюджет выставки будет «скромным и эффективным». Теперь уже фигурирует цифра $3 млрд, и совершенно очевидно, что она тоже не является окончательной. Что касается поствыставочного использования, то пока что более или менее реалистичным выглядит только административный вариант — передача части объектов под международный финансовый центр.

Как видим, у нас есть все «сочинские болячки» — значительный рост смет, возложение всей тяжести расходов на государство, злоупотребления. Есть ли основания считать, что при подготовке к Олимпиаде все кардинально изменится?

Интерес конвертировать в прибыль

Безусловно, прямыми затратами и прибылью олимпийская экономика не исчерпывается. Её эффект связан также с созданием рабочих мест, коренным улучшением инвестиционного и туристического имиджа столицы и всего Казахстана. Что касается продвижения осведомленности о стране, критически важной для развития туризма, то с Олимпиадой вообще мало что может сравниться. Можно сколько угодно крутить дорогостоящие рекламные ролики на зарубежных телеканалах, но они будут бесплодными, тогда как Олимпийские Игры позволяют сотням тысячам людей увидеть нас вживую.

В целом Игры не могут быть априори прибыльными или убыточными. Всё зависит от существующей в той или иной стране деловой и управленческой практики и поставленных целей.

В нынешней ситуации, если ничего не менять, Олимпиада представляет собой серьезный финансовый риск для Казахстана. При существующей конъюнктуре сырьевых цен справиться с ним без подключения ресурсов Нацфонда будет очень и очень непросто. Неслучайно в последнем сообщении заявочного комитета отмечается именно наличие $75 млрд в Нацфонде (будто это кэш, который так легко вытащить и вложить в олимпийские объекты).

Если же мы рассчитываем извлечь системные выгоды от проведения зимних Игр, тогда предстоит провести серьезные изменения.

Во-первых, сформировать новую культуру работы с мегапроектами на основе прозрачности и вовлечения общества не только на стадии волонтерства. Например, лондонскую Олимпиаду мы вспоминаем исключительно в связи с рекордным количеством медалей. И никто во власти не обратил внимания, что по итогам тех Игр в Великобритании был подготовлен и опубликован детальный постолимпийский отчет, в котором выполнена оценка социально-экономического влияния Олимпиады, с цифрами и фактами.

У нас подобная практика вообще не принята — ни для мегапроектов (например, той же Азиады), ни для госпрограмм. Максимум, что у нас иногда делается, — дается уголовно-правовая оценка деяниям организаторов.

Во-вторых, помимо международной информационной кампании, должна быть и внутренняя, которая бы четко объясняла экономические цели и задачи спортивного форума. Парадокс, но за несколько лет мы даже близко не подошли к этому пониманию. Проще говоря, народу так никто внятно и не смог объяснить, зачем, кроме политического имиджа, нужны Олимпийские игры. Хотя это должно стать непременной практикой для всех проектов, связанных с расходованием значительных бюджетных средств.

Наконец, следует научиться конвертировать зрительский интерес и приток посетителей в реальные выгоды для страны. Мы этого делать пока совершенно не умеем даже на уровне небольших мероприятий.

При выполнении этих трех условий есть экономический смысл думать о борьбе за право принять Олимпиаду. В противном случае нужно искать в ней какой-то другой смысл.