На легкоатлетический Мемориал Гусмана Косанова, который прошел в Алматы неделю назад, впервые за много лет в качестве зрителей были приглашены казахстанские чемпионы и призеры Олимпийских игр прошлых лет. На их фоне ярко выделялся экс-карагандинец, а ныне гражданин Германии Владимир Муравьев. Это ему все восьмидесятые пели дифирамбы республиканские газеты, а он смущался и пытался как можно реже общаться с журналистами. После ухода из спорта известный спринтер посвятил себя науке, восемь лет проработав на кафедре биомеханики в Институте физкультуры имени Лесгафта в Санкт-Петербурге. В 2000-м Муравьев резко переменил жизнь, уехав в Германию. Корреспонденту «Литера» удалось пообщаться с двукратным олимпийским чемпионом.
– Владимир Павлович, в Алматы вы не были 18 лет. Как впечатления от города и родины?
– В столице Казахстана последний раз был осенью 1988-го. Улицы трудно узнаваемы, много новых домов. Автомобильное движение стало хаотичным. В Германии соблюдение правил дорожного движения свято. На красный свет даже пешеход не станет переходить дорогу. А здесь я иду на зеленый свет – автомобили, совершающие правый поворот, едут прямо на меня! Я понял: «Хорошо, я не в Германии, нужно ориентироваться!» (Смеется.) За руль здесь я бы ни за что не сел. А вообще, все в стране стало динамичнее.
– Расскажите о своей семье…
– В Эрфурт я переехал в 2000 году вместе с родителями. На языковых курсах познакомился со своей будущей женой Вереной, она учитель немецкого, английского и русского языков, моложе меня на десять лет. Мы поженились. Сыну Рихарду уже четыре года. Он обожает футбол, по три-четыре часа в день может бить мяч о стену в саду или играть со мной на газоне во дворе. Мы с Вереной воспитываем сына на немецком языке. Думаю, года через два он начнет учить русский.
– Как сейчас поддерживаете себя в форме?
– Основное для меня сейчас – велосипед. Я закончил спортивную карьеру в 29 лет, хотя был молодой и мог еще бегать. Причина ухода – серьезные проблемы с позвоночником. Сейчас я потерял былой мышечный корсет и, когда начинаю бегать, боли в спине возвращаются. Попробовал велосипед – понравилось. Я могу себя нагружать очень эффективно и без проблем.
– Вы начали заниматься наукой сразу после ухода из спорта. Ваша нынешняя профессия тоже связана с исследованиями в области спринта?
– Сейчас я работаю в так называемом олимпийском опорном пункте. Его можно сравнить с существовавшими в свое время советскими центрами олимпийской подготовки. Цель работы – поддержка спортсменов, которые готовятся к чемпионатам мира, Олимпийским играм и другим серьезным турнирам. Моя профессия – что-то среднее между тренером и спортивным исследователем, ученым. Очень помогает опыт, который я получил, работая в Институте физкультуры в Санкт-Петербурге. В 1992 году я защитил в городе на Неве диссертацию и дошел до должности заместителя заведующего кафедрой биомеханики.
– Довольно успешная карьера. Почему вы все бросили и уехали?
– В какой-то момент мне стало неинтересно. Денег не платят, студенты не хотят учиться, о науке вообще речь не идет. Если есть какие-то идеи, то они не получают развития, потому что все упирается в средства. Нужна аппаратура для исследований, я ведь не могу на пальцах все это делать! Мое решение о переезде в Германию было осознанным. Я долго все взвешивал, поэтому сейчас ни о чем не жалею. Вряд ли вернусь к прежней жизни.
– Какие качества характера вы приобрели, живя в Германии?
– Спорт и наука приучают к педантизму, привыкаешь ставить высокие цели и идти к ним. Помню, даже на тренировках, если договорились, что начинаем в пять, я никого не ждал, начинал разминочный бег. Мои коллеги, пришедшие на стадион в десять минут шестого, укоряли, мол, что, не мог подождать? Я отвечал: «Не мог. Договорились же». В общем, некоторые черты характера, которые нужны в западном обществе, у меня уже были (смеется).
– Вопрос к вам как к ученому. Разделяете ли вы мнение о том, что человеческие возможности сейчас на пределе и рекорды в спорте, в частности в легкой атлетике, скоро станут редким явлением, а потом исчезнут совсем? Как пример специалисты приводят рекорд в мужском прыжке в длину, установленный 15 лет назад американцем Майклом Пауэллом, – 8 метров 95 сантиметров – и не побитый до сих пор…
– Трудно сказать, каковы действительные возможности человеческого организма. Где пределы? Если говорить о спринте, то я могу представить человека, который будет бежать стометровку за 9,60 секунды. Ведь бежит же сейчас Асафа Пауэл из Ямайки за 9,77! Человек может бежать и быстрее. Вы говорите о прыжках в длину. В этом виде легкой атлетики тоже может появиться талант, который прыгнет за девять метров. В прыжках с шестом все проще: будут изобретаться новые материалы для шестов, более упругие и технологичные. Все заявления о том, что наступает предел, делаются на основе статистических анализов. Берутся кривые роста рекордов и сравниваются между собой. Конечно, в начале прошлого века кривая роста высших достижений была высокой. Сейчас она становится все более плоской. Но это вовсе не означает, что графики снова не поползут вверх.
– Каким, на ваш взгляд, будет рекордсмен мира, бегущий сто метров за 9,60 секунды?
– Высоким. Не ниже 190 сантиметров. С длиной шага 2,5 метра и при этом с очень высокой частотой движения. Он должен хорошо бежать со старта. Когда такой спортсмен появится, трудно сказать…
– Советские спринтеры, в отличие от западных бегунов, никогда не были чрезмерно мускулистыми. А чем вы, спринтеры конца прошлого столетия, отличаетесь от бегунов начала двадцать первого века?
– Ничем. Если вы имеете в виду внешние признаки, то развитая мускулатура – приоритет американских и карибских спортсменов. Возможно, такие невероятные мышцы были связаны с применением допинга. А вообще, американские спринтеры обычно выступают один сезон, летний, а зиму используют для общей подготовки и работы с гантелями и штангой, что способствует наращиванию мускульной массы.

Ольга КОЩЕЕВА, фото Сергея ХОДАНОВА, Алматы