Экс-полузащитник сборной России Алексей Косолапов и главный тренер молодежного состава «Актобе» рассказал о работе в Казахстане и своей карьере игрока.

— Последние шесть лет я работаю с молодежью «Актобе». За все время из России не было ни одного предложения, но я не задумываюсь об этом и прокладываю дорогу сам.

Футбол в Казахстане движется вперед. Когда я только приехал в «Тобол» в 2003-м, все находилось в плачевном состоянии — условия проживания, работа судей, инвентарь. Те же сборы проводили под Чимкентом. Сейчас команды ездят в Турцию, Эмираты, строятся базы. Например, у «Кайрата» она одна из лучших в Европе — много полей, крытые манежи, рядом находится академия. Дети занимаются и постоянно видят кумиров. Слышал, что на этой базе стоит аппарат, как у «Боруссии» — пушка, из которой с разной скоростью и в разных направлениях вылетают мячи.

Раньше в лиге было много футболистов, которые не проходили в российские клубы из-за возраста, но играли на мастерстве — Веретенников, Бесчастных, Титов, Тихонов. Несколько лет назад политика изменилась — на пару сезонов иностранцам старше 30 лет запретили приезжать в Казахстан. Сейчас запрет сняли, но стали больше внимания уделять школам. Детей отправляют в Бразилию, стелют для них поля.

Клубы в Казахстане государственные, все зависит от акимов. Если он интересуется футболом, значит, есть деньги. Нет — нет. Наш интересуется, но старается больше тратить на детей. Когда он увидел зарплаты Неко и Пиццелли, то был ошарашен. В России эти футболисты получали столько же, но для Казахстана это много. Поэтому с 2016 года зарплаты в «Актобе» урезали в три-четыре раза, сейчас у нас одни из самых маленьких окладов в чемпионате.

Местная традиция, которая меня больше всего удивляет, — обряд жертвоприношения. Когда у команды что-то не складывается, режут баранов. Это делают прямо на поле, в основном около ворот, чтобы открыть путь мячу в сетку соперника. Например, в октябре наша команда садилась в штрафной, а барана резали за линией ворот. Режет специальный человек. Кроме него приходит мулла, читает молитву, все слушают. Некоторые легионеры не хотят смотреть на все это, поэтому остаются дома — их никто не заставляет. Кстати, мясо потом везут в детские дома, а кровь используют игроки — ставят точки на коленях, голове, голеностопах, руках.

Сильно верующих у меня в команде нет. Только в пятницу ребята ездят на молитву в мечеть, но это не проблема — ставлю тренировку на вторую половину дня. Случалось, что молодежь начинала поститься, и у некоторых не оставалось сил, они плохо себя чувствовали. Мы объясняли, что они спортсмены, им надо хорошо питаться, черпать энергию. Люди выслушивали и выполняли наши просьбы.

Я начал заниматься футболом в третьем классе. Помню, сидел после школы во дворе, шел друг с дедушкой. Я спросил: «Куда вы?» — «На тренировку в Сокольники. Там спартаковский манеж». Поехал с ними, ничего не сказав родителям. Только вечером объяснил, что прошел отбор и записался в секцию. Я ведь и до этого болел за клуб, потому что жил в Пушкино — рядом с Тарасовкой.

Два выпускных года мой возраст тренировал Игорь Нетто. Он как раз выпустил 69-й год Шалимова и взял нас. После школы мы приходили в манеж и сидели, ожидая тренировки. Нетто был энергичным, подобного не любил: «Что сидите? Ну-ка быстро раздевайтесь и на поле». О своих победах он не вспоминал — скромный человек. Зато мог ввернуть шутку, если в двусторонке у нас что-то не получалось: «Матч на первенство кладбища. Играют трупы и мертвецы».

Когда попал в дубль, почти каждую неделю у нас случались спарринги с основой, иногда мы даже выигрывали, я забивал Дасаеву. Не скажу, что нас сильно гоняли. Если давали максималку, то раз в неделю на 20-30 минут. Для молодых она казалась не особо тяжелой. Сейчас тренеры даже больше нагружают, чем тот же Бесков. Но вообще по жизни мне попадались хорошие специалисты, которые делали упор на работе с мячом — Семин, Грант. Только в Испании пришлось побегать. За время в «Спортинге» сменилось три-четыре тренера, и каждый говорил: «Вы не готовы физически». Начиналась кроссовая и скоростно-силовая работа.

Самые тяжелое упражнение мне дал Авраам Грант в «Маккаби» — два теста Купера подряд. Причем сразу после отпуска: в первый день у нас провели медицинский осмотр, во второй мы побежали. В то же время Грант большое внимание уделял и тактике, отлично работал психологически. У него много друзей, поэтому перед матчем он приглашал какого-нибудь героя Израиля: например, летчика или военного. Эти люди рассказывали про свои легендарные поступки, чтобы мы вдохновлялись. Еще за день до игры Авраам водил всю команду в кино.

Из дубля «Спартака» я ушел в латвийскую аренду. У команды появился новый спонсор — завод РАФ, который выпускал «РАФики». Клубу предоставили 12 таких машин, взамен попросили двух игроков. Меня и Валерку Шикунова отправили в Елгаву во вторую лигу. В конце сезона я попросил продлить аренду на год, потом вернулся в Москву. Вышел на матч с «Зенитом», мы проиграли 0:2, а меня заменили в перерыве. После того матча Романцев был очень зол и, видимо, перестал на меня рассчитывать. Поэтому я перешел в «Локомотив».

В «Локо» меня звали на протяжении трех лет. Филатов приезжал домой к родителям, Семин звонил. Они присутствовали даже на играх РАФа. В конце 1992 года я дал согласие.

Семин часто разговаривал с игроками, он был психологом. Конечно, злился, кричал, но потом всегда извинялся. Говорил: «Вы должны меня понять, это все эмоции от игры». На него никто не обижался. У нас подобралась очень дружная команда, Юрий Палыч тоже способствовал сплочению коллектива. Пару раз — после победы над «Аланией» 4:1 и над «Спартаком» 1:0 — он заявлял: «Берете жен и детей, поедем на базу. Будем отмечать все вместе». По дороге Семин останавливал автобус, и мы затоваривались пивом.

Смешные истории возникали часто. Тот же Джанашия постоянно хотел что-то сказать, но не мог, потому что плохо говорил по-русски. Коверкал слова, его с трудом понимали. Для Зазы, Арифулина, Смирнова и Соломатина на сборах стоял отдельный стол для диабетчиков. Они питались в основном овощами, чтобы не набирать вес.

Почти вся команда жила в Митино, нас знали все гаишники. Иногда они останавливали, чтобы просто пообщаться, что-то спросить, узнать. После третьего места остановили нас с Овчинниковым. Сергей был за рулем и без прав. Инспектор его не узнал, но Овчинников выкрутился — протянул ему командное фото, на котором написано, что мы бронзовые призеры и показал: «А вот я». Гаишник оказался с юмором: «Я же динамовец». Сергей ответил: «Вообще, я тоже динамовец, просто сейчас за „Локомотив“ играю». Нас, конечно, отпустили.

В начале 90-х Овчинников ездил на «шестерке», Арифулин и Смирнов на «Москвиче». Самая крутая машина была у Харлачева — «восьмерка». Потом уже появились подержанные BMW. Я купил пятую серию, дальше поменял на семерку.

В казино в то время никто не ходил. Слышал только, что потом Соломатин увлекся, и у него все неудачно сложилось. В Израиле, например, казино запрещены. Зато когда мы поехали на сбор в Голландию, люди оторвались — вся команда от игроков до администраторов целый выходной не вылезала из игорного дома. Помню, Ави Нимни удачно попал — выиграл 50 тысяч долларов. А единственные из клуба, кто просто гулял по Амстердаму, оказались Уваров и я.

В 90-х мы в «Локомотиве» получали в районе тысячи долларов в месяц. Зато после победы над «Баварией» сразу дали 5 тысяч. Филатов еще говорил: «Хотел до игры объявить 15, но что-то остановило». Повезло, а то ЦСКА перед «Барселоной» объявили сумасшедшие деньги, клуб потом несколько лет расплачивался.

В ответном матче в Москве мы просто переоценили силы. Были еще не слишком опытные, потому что проводили третий-четвертый матч в еврокубках. Хотя забей я или Гарин на первых минутах, неизвестно, как все сложилось бы. Но тогда спас Кан, и «Бавария» нас разгромила. Они знали, что так будет еще после первой игры. Тогда ведь Рехагель сказал: «Это еще не все. В Москве мы их обыграем».

Как-то после игры с «Аланией» в Москве ко мне подошли Филатов, агенты и спортивный директор из Хихона. Сказали: «Тобой интересуется «Спортинг». Чемпионат Испании был моей мечтой, я хотел выступать рядом с Ледяховым, Черышевым, Никифоровым. Но не думал, что все так неудачно сложится, хотя в первой же игре забил гол.

Получилось так: сначала травма, дальше ротация тренеров. Одни: «Мы тебя не покупали». Другие: «Вы физически не готовы». Эти делают ставку на испанцев, эти наоборот. В конце вообще пришел человек, который не любил русских. Сначала он разогнал четверку наших в «Эспаньоле», потом взял «Спортинг» и начал делать то же самое: убрал меня, следом Ледяхова и Никифорова. Оставил только Черышева, а команда вылетела из Примеры.

Иностранные тренеры меня ничем не удивили, русские ничуть не хуже. Когда наши едут на стажировку и спрашивают что-то у того же Моуринью, он отвечает: «А чего вы меня спрашиваете? Я все взял у вас, у вас все это есть». Иностранцы не раз говорили, что они работают по методике Лобановского. Просто часто под рукой у них другой материал. Там футболисты не хотят останавливаться на миллионе, а мечтают зарабатывать больше.

Испания мне запомнилась едой. До сих пор помню, что на базе готовили вкусную паэлью с морепродуктами. Во время обеда на столе для четверых игроков обязательно стояли две бутылки вина — красное и белое. Там спокойно можно выпить за обедом или ужином. Бутылка стояла даже в день игры — вода и рядом вино. По атмосфере больше всего запомнился «Камп Ноу» — когда 90 тысяч зрителей поют гимн клуба, это потрясающе. Еще у местных болельщиков есть традиция махать белыми платочками. Если команда плохо играет, все болельщики достают их.

Со «Спортингом» мне пришлось судиться. После первого сезона меня отдали в аренду в Израиль. Я провел там два года, дальше оставалось еще столько же по контракту с Хихоном. Они предложили разорвать соглашение. Договорились, что мне выплачивают деньги за год, и ухожу бесплатно. В итоге денег я не увидел, пришлось нанимать адвоката, который выиграл дело.

В Израиль поехал без раздумий: там сильная лига, все на высшем уровне. Единственное — очень жарко. Часто клубы ловили друг друга, назначая матчи в самое пекло. После одной из встреч в Ашдоде я снял бутсу, а она полная воды — с меня натекло. Потом встал на весы — 4,5 кг потерял.

Выстрелов я не слышал, в бомбоубежище тоже не бегал. Только в новостях видел, что взрывали дискотеку, магазины, автобус. Запомнился местный праздник, во время которого никто не работает, и даже машины по дорогам не ездят. Вместо них прямо по проезжей части гуляют люди, дети на велосипедах.

По субботам в стране шабат. В два-три все заведения закрываются, и до вечера воскресенья никто не работает. Многие семьями заезжают в гостиницу и просто отдыхают. Даже игры в субботу назначаются до обеда. Остальные проводятся вечером следующего дня или выносятся на понедельник. Сильно верующих в команде не заметил. На словах многие соблюдали традиции, зато после праздника или выходного выносили по два-три мешка с мусором. Вот когда я жил в гостинице, видел ортодоксальных евреев. Для них был отведен специальный пляж, куда больше никто не мог заходить. Я смотрел издалека — запомнилось, что все купались в одежде.

Записку в Стене плача я оставил, когда приезжал в Иерусалим с «Локомотивом». Желание не сбылось — так и не стал с «Локо» чемпионом. После Израиля вернулся в команду последний раз, но не провел ни матча. Там уже был Измайлов. Семин предлагал остаться, я ответил, что хочу играть, и перешел в «Сокол». Команда подобралась опытная — 30-летние заходили в квадрат. Но мы неудачно начали 2002 год, сменился тренер. Новый стал избавляться от ветеранов.

Переходить в «Терек» я не боялся. Команда жила в Кисловодске, играла в Лермонтове. Мы вышли в первый дивизион, но на самом деле это оказалось не так трудно — Хватало одного-двух эпизодов, чтобы выиграть матч. Кадыровы в тот момент с игроками еще не общались. Может, только с руководством, но я не в курсе. А с местными мы были в хороших отношениях. Они даже делились переживаниями, когда кого-то из родственников воровали. Но все заканчивалось хорошо — в итоге все потом находились.