Уроженец Караганды Эдуард Сон, поигравший несколько сезонов за алматинский «Кайрат», рассказал о приглашении в стан московского «Спартака», а также зарубежном этапе своей карьеры.

— Интересная фамилия — Сон!
— Я по отцу кореец. А по маминой линии дедушка чех, бабушка русская. Все предки — репрессированные, были сосланы в Казахстан, я родился в Караганде. Один дед побывал в плену — значит, предатель. У бабушки была большая семья (она одиннадцатый ребенок), имела мельницу — значит, кулаки, в 1932‑м подняли ночью, закинули в вагон.

— У тебя футбольные гены есть?
— Дядя в молодости стоял в воротах. Помню, приехали к нему в гости, они выпили с отцом. А мы с братом уже в секцию ходили, рассказываю: «Я пенальти не забил». Он: «Мне ты и подавно не забьешь». — «Забью!». В общем, пошли во двор. Поставили две лавочки — ворота. Я разбежался и как дал! А он прыгнул. На асфальте! Весь в крови, но поймал (Смеется).

— Читал, как вы с братом мечтали попасть в «Шахтер», в сборную, поехать за границу, привезти жвачку, джинсы... Получается, сбылось?
— Да, детские мечты того времени. Брат мой поиграл в «Шахтере» во 2‑й лиге. А я до основной сборной чуть не дотянул — раза три вызывал Бышовец. Но во второй сборной сыграл матчей двадцать пять.

— Давай вспомним твой футбольный двор!
— Гоняли на пустыре. Но там был склон, и мяч все время укатывался. Провели субботник, набрали кирпичей, выровняли, песком засыпали. А напротив был дом, все время били стекла.

— Если мяч залетал в окно?
— Сразу ножом распарывали! Один жилец спилил ворота! Недавно маме 70 лет было, сидели вспоминали, как соседка сказала, что я буду футболистом. Мама ей: «С чего это вы взяли?» — «Да иду, смотрю, мальчик всех обыгрывает. Присмотрелась — так это Эдик!» Я был таким юрким. Водилой.

— Как ты попал в Алма-Ату в интернат?
— Много забивал, быстрый был. Вызвали в сборную Казахстана, должен был лететь на турнир, но в каком-то матче меня срубили, сломал ключицу — и сборная на следующий день улетела без меня. Срослось, но несколько раз плечо вылетало, когда падал. Возник страх — где-то полгода мешал. И вот приглашают в спортинтернат. А у меня как раз тогда была первая любовь! Думаю, зачем так далеко, за тысячу километров? Не поехал. Через год снова пригласили (не только меня, нас четверо было из Караганды). Любовь тогда уже прошла...

— Там жизнь была не сахар?
— Доминировали южане: Джамбул, Чимкент. Ребята ушлые. А мы из Караганды — такие пай-мальчики. Давление каждый день. Пришлось драться. В одном матче убегаю один на один, и защитник, горячий джамбульский парень, хватает за... то, что между ног! Я его отпихиваю, судья дает штрафной. Вечером этот тип приходит в комнату. Он был на голову меня выше, рукой схватил, но я его повалил. И тут приходят «старики». Что сделаешь против пяти? Один ударил меня, я понимал, если отвечу — забьют.

— Решил вернуться в Караганду?
— Да, приехала в Алма-Ату наша команда из Караганды, и я сказал моему старому тренеру: «Хочу вернуться!». А он говорит: «Как хочешь, но мне твой тренер сказал, что получил телеграмму из Москвы, тебя вызывают в сборную СССР». Это все решило. В ноябре поехал во Львов, познакомился в сборной с Черчесом (Черчесов), Пашей Яковенко, Литовченко, Гочей Гогричиани. До 19 лет был в сборной.

— И параллельно играл в дубле «Кайрата»?
— В дубль меня взяли в пятнадцать, в первом же матче забил «Пахтакору». Начал получать зарплату. Первая — 43 рубля (потом по 60). Это было круто! Сразу пошел покупать лимонад, пирожное.

Голевой от Бердыева

— Почему долго сидел в дубле?
— В основу трудно пробиться: два нападающих Пехлеваниди и Стукашов играли здорово. К тому же не сложились отношения с тренером Остроушко. Он меня гнобил, придирался, штрафовал, сыграю хорошо — под состав не берет. И вот сидишь в запасе на зарплате 160 рублей, а твои сверстники, которые слабее тебя, во второй лиге получают 500!

— И денег не получаешь, и практики нет.
— Многие просились во вторую лигу ради денег, но мне-то хватало, я хотел играть. Подошел как-то к Остроушко: «Отпустите в «Шахтер». Смеется: «Нет, будешь здесь!». Но в 1984‑м (мы уже в высшей лиге) в конце сезона Стукашова приглашают в московское «Динамо», и образовалась вакансия.

— У тебя в 1985‑м было несколько блистательных матчей.
— Первый гол забил «Спартаку» в мае в Москве. И второй, красивый, в Тбилиси. Сергей Ледовских с края такую классную косушку дал на ближнюю, я головой вколотил в девятку Габелии — 1:0. Потом при счете 1:2 подача, Габелия выходит, Шох перебрасывает мне головой, я бью метров с пяти головой в угол, и Чивадзе руками ловит. Пенальти. Бьет Масудов и не забивает. После игры идем с поля, и Бердыев меня ругает: «Надо было бить ниже!». Мне так стало обидно — нашел козла отпущения!

— Это же Бердыев в Москве вывел тебя один на один с Дасаевым?
— Бекиевич был хитрый игрок. В конце первого тайма ведет мяч поперек поля. Я набираю скорость по бровке. Кричу: «Бекиевич!». И он, не глядя, забрасывает. Каюмов делал «вне игры», но опоздал с выходом. Выбегаю слева один против Дасаева. Думаю: не забью — секир башка! Бью шведой и попадаю ему между ног. С испугу, наверное. Сыграли 1:1. В том же матче меня заметили руководители «Искры» смоленской, сделали запрос в штаб армии. И вот в 1985‑м заканчивается сезон, я — в основе, обещают квартиру дать, а в ноябре почти ночью звонок из Москвы: «Явиться в течение 48 часов для прохождения службы!». У меня все опускается. А в «Кайрате» нас, молодых, уже должны были отправить в Семипалатинск — там принимаем присягу, в январе возвращаемся и едем на сборы. Вроде служим, но играем. Прихожу на базу, а Остроушко — пьяный! «Леонид Константинович, звонили из Москвы, вызывают в армию!» Посмотрел на меня туманным взглядом. «Езжай, что я могу сделать!» И мне так обидно стало, подумал: «Да пошел ты!». Купил билет и улетел.

— В «Искре» ты был любимцем тренера Сергея Морозова.
— Он был подвижник Лобановского: прессинг и так далее. Было тяжело, но интересно. Уважал меня, но под конец в «Искре» со мной поступили нечестно. Я должен был служить полтора года, могли по-человечески попросить второй сезон доиграть до конца. Но вместо этого подловили, когда я с девчонкой выпил, и заставили подписаться на эти лишние полгода. Иначе — в часть сошлют, лес рубить.

— Знаю про твой подвиг — вышел с разорванной мышцей, забил!
— В каком-то матче выхожу один на один, и вратарь врубается мне в ногу шипами. Больно, но больше от того, что не забил — попал в перекладину. Смотрю на ногу, а там дыра и кровь хлещет. Наш нападающий подбежал, ему плохо стало — начало тошнить. Увезли на «скорой», зашили. А через три дня следующий матч. Морозов: «Эдуард, я тебя впишу для премиальных в состав». — «Но я же не смогу выйти!» — «Конечно, но переоденься, чтобы генералы видели!» Первый тайм сижу с девчонками на трибунах, счет 0:0. Второй тайм — встал за ворота. Остается минут пятнадцать, и что-то во мне сыграло — подбегаю к Морозову: «Выпустите, забью!». И вот угловой, выбивают, принимаю мяч с краю и иду в штрафную, обвожу одного, второго, третьего... Сбивают — пенальти. 1:0. В раздевалке Морозов: «Вы сейчас должны все Сона в ж... поцеловать!» (Смеется). Кто-то: «Это приказ?».

— Как пригласили в «Днепр»?
— Приглашали еще «Торпедо» и «Кайрат». Но «Днепр», кроме всего прочего, обещал квартиру — трехкомнатную. Протасова, тот уходил в Киев (дали потом, правда, другую). Меня как раз рассматривали на его место. Но когда я пришел и увидел, сколько нападающих... Девять! Шахов, Таран, Лютый, Морозов, Евтушенко... На сборах Кучеревский: «Ты мне понравился, но места тебе в атаке нет. Попробуем тебя левым полузащитником». «Мефодьич, я физически не выдержу». — «Ничего, Сорокалет будет под тобой, подскажет».

В «Днепре» давали большие премиальные (от 500 до 1000!), и все в состав хотели попасть. И все звезды (в 1987‑м взяли серебро), а тут приходит какой-то выскочка. На тренировках меня начали окучивать. С Вишневским чуть не подрался. Но я, когда меня бьют, еще лучше играю.

— Ты много забил в том сезоне!
— Первый — в Одессе. Я на замене. В таком случае обычно разминал вратарей, а тут вообще не разминался. Лютый делает рывок и рвет мышцу. Колтун, второй тренер: «Выходи!» — «Да я не разминался». — «В матче разомнешься». В конце первого тайма Евтушенко подает, я выпрыгиваю на ближнюю штангу, чиркаю мяч головой, и он почти с нулевого угла влетает от дальней штанги. Как у нас говорят, дурачка забил (Смеется). Тот матч выиграли 3:1, а всего за сезон я забил 14 голов. Мы стали чемпионами. А ведь перед чемпионатом на собрании Жиздик (начальник команды) сказал: «Понимаем, что два ведущих игрока ушли, поэтому медалей не требуем, задача — быть в десятке».

— Когда нападающим был, столько не забивал! В чем дело?
— Поперло, пришла уверенность. Тебя защитники боятся, а не ты их. И потом, у каждого игрока есть свой клуб. В одном сезоне в «Днепре» в сумме я забил голов сорок. Колтун мне сказал: «Эдуард, не видел в жизни игрока с таким голевым чутьем, как у тебя!» Бывало, бегу и думаю: сейчас будет подача на ближнюю, кто-то чиркнет — и мяч прилетит ко мне на дальнюю штангу. Так и происходило. Как говорят: мысль — материальна.

— Что за чемпионство дали?
— 6000 рублей! Мне еще дали машину, «четверку». Но у меня не было прав, сразу продал.

Девять фабрик

— Почему уехал на Корсику, были еще варианты?
— В 1990‑м я стал третьим бомбардиром чемпионата. 31 декабря получаю два предложения. Звонит Иванов: «Эдик, давай к нам», но у меня не лежала душа к «Торпедо», не мой стиль. Потом звонок от Романцева: «Хотел бы тебя видеть в „Спартаке“. У нас Шмаров уходит». «Спартак» мне всегда нравился. «А что вы мне предлагаете?» — «Год отыграешь, а потом хотим продать тебя в Корею». — «Знаете, я в Корею могу и из „Днепра“ уехать. Мне в Москве нужна трехкомнатная квартира». — «Ну, Эдуард, в Москве сразу трехкомнатную не дают». — «Тогда извините». Потом в четыре утра 1 января звонит, не совсем трезвый: «Эдуард, даем тебе трехкомнатную — приезжай!». Но есть еще момент. Перейти в «Спартак» будет некорректно по отношению к болельщикам. Что ж придумать? А тут 3 января предложили вариант с Лозанной. Вариант потом сорвался, но тогда под этим предлогом отказал Романцеву. Поиграл еще полгода в «Днепре» и в июне получил приглашение из Аяччо. Тогда многие ребята уезжали в Израиль, в Германию, я знал условия, а тут предлагают лучше, согласился. В первом же матче забил победный гол. Меня на руках болельщики унесли. Потом еще три. А в десятом туре меня срубили.

— Что за травма?
— Разрыв крестообразной, боковой внутренней и мениск. После операции смотрю, в клубе воротят нос. «Эдуард, может, уедешь?». Предложили разорвать контракт. Звоню импресарио. Он говорит: соглашайся, только пусть заплатят за четыре года. Они: «Таких денег у нас нет». Через полгода восстановился, но лимит — два иностранца, пока я лечился, стал третьим лишним. К тому же тренера, кто меня приглашал, уволили, а с новым мы не нашли общий язык. Поставил меня только в 10‑м туре, когда один иностранец-уругваец получил гражданство. Мы выиграли на выезде. Но в следующем матче против лидера «Мартиники» я снова в запасе. Весь матч не можем забить — 0:0. Публика встала: «Эдуард! Эдуард!». Минут за пятнадцать выпускают, первое касание — головой забиваю. 1:0. Закончил чемпионат лучшим бомбардиром команды — голов 12 забил. Предлагали остаться, но...

— Остался бы!
— Тогда реформировали турнир, из двух зон сделали одну. Мы, хотя заняли 10‑е место, стали любителями, и я имел право расторгнуть контракт. Главное, душа уже не лежала к ним после той истории. Перешел в «Перпеньян», те же любители, но с амбициями, хотят выйти во 2‑й дивизион. Подписался на год, отыграл, заняли первое место, я — лучший бомбардир команды. Мне говорят, что заключат новый контракт, ухожу в отпуск. И звонит президент: «Эдуард, не можем увеличить зарплату». Более того — хотят уменьшить в два раза! Уже сборы начинаются, а команды нет. К тому же возникли эмиграционные службы — не имею контракта, значит, должен покинуть Францию. Через знакомого журналиста во «Франс Футболе» дали объявление, и мне начали звонить клубы — 3‑го, 4‑го дивизионов.
Поехал в «Руан», там предложили еще и бизнес. Президент клуба занимался текстильным оборудованием, говорит: «Давай его предложим на Украину!». Поехали, начал предлагать, но денег ни у кого нет. Вот если вы нам заказы дадите, тогда купим. Начал во Франции искать заказы на женскую верхнюю одежду. И дело пошло.

— А футбол?
— Четыре года еще поиграл. По бизнесу пахал и днем, и ночью, а после еще и тренировки. Приходил как выжатый лимон. В 1998‑м решил закончить.

— Неужели зарабатывал больше этим текстилем, чем в Аяччо?
— Первые три года были сложные, а на четвертый стал зарабатывать столько же.

— И все-таки не рановато ли закончил?
— Конечно, можно было еще пару лет поиграть. Было обидно — мои-то друзья играют на Кубок Чемпионов, а я... Но когда мне стало лет тридцать пять, понял, что все сделал правильно. Хорошо стоял на ногах, а ребята закончили футбол — и... В один момент у меня было около девяти фабрик. И главное, интересно все это! Пытался внедрять новую организацию труда, уж больно у нас медленно работают.

— Сейчас у тебя тот же бизнес?
— Да. Но сложная обстановка на Украине. Клиенты опасаются. Буду, наверное, бизнес этот закрывать.

Досье:

Эдуард Сон
Родился: 18 августа 1964 года в Караганде
Карьера: выступал за алмаатинский «Кайрат» (1981–1985), смоленскую «Искру» (1986–1987), днепропетровский «Днепр» (1988–1991). С 1991 по 1999 гг. играл за французские клубы «Газелек», «Перпиньян», «Роан». В чемпионатах СССР сыграл 121 матч (забил 29 мячей)
Достижения: чемпион (1988) и обладатель Кубка СССР (1989). Обладатель Кубка сезона (1989).